С середины галантного XVIII столетия на международной арене появляется новый тип шпиона. Это интеллектуал, светский лев, часто полиглот, отлично владеющий не только пером, но и шпагой и пистолетом. Ко всему прочему, он умеет нравиться и находить путь к сердцам женщин. Таким был Джакомо Казанова, шевалье де Сенгаль, философ, дипломат, сочинитель, любимец женщин, а также и тайный агент. Казанова родился в 1725 г. в Венеции в семье актеров, якобы принадлежавших к дворянскому роду Палафоксов. Одаренный юноша закончил школу в Падуе, затем изучал право. Благодаря артистической профессии своей матери он с юных лет вращается среди представителей света и дипломатов, что в Венеции, бдительно охраняющей свои секреты от иностранцев, бывало не безопасно. Игнорируя все запреты, молодой Казанова свел тесную дружбу с аббатом Берни, графом Лионским, послом Франции в Венецианской республике. Когда Берни становится в 1757 г. министром иностранных дел Франции, жизнь Казановы круто меняется. Из его мемуаров видно, что не только амурные приключения входили в круг его интересов. О своем пребывании во Франции Казанова писал: Мсье де Берни принял меня как обычно, то есть не как министр, а как друг. Он поинтересовался, не соглашусь ли я выполнить несколько секретных поручений . Казанова соглашается.
Берни, заслуживший на посту французского посла в Венеции расположение своего короля, равно как и уважение со стороны правителей республики и папы Бенедикта XIV, решает вовлечь Казанову в свою секретную дипломатическую деятельность. Вот как описывал события сам Казанова: В начале мая аббат де Берни известил меня письмом, что я должен поехать в Версаль для встречи с аббатом де Лавилем. Последний спросил, готов ли я посетить восемь или десять военных кораблей (французского флота. - Примеч. сост.), стоящих на якоре в Дюнкерке, и достанет ли мне сообразительности сойтись с тамошними старшими офицерами настолько коротко, чтобы прислать ему подробный отчет об общей вооруженности кораблей, о числе матросов, о боеприпасах всякого рода, о порядке управления и полицейской службе. Я ответил, что готов попытаться .
Уже через три дня я снял номер в гостинице в Дюнкерке... Тамошний банкир, как только прочитал письмо из Франции, тут же выдал мне сто луидоров и попросил подождать его вечером в гостинице, чтобы представить меня здешнему командиру эскадры, мсье де Барею. После обычных расспросов командир, как и любой француз на высокой должности, пригласил меня поужинать с ним и его супругой, еще не вернувшейся из театра. Она отнеслась ко мне так же дружелюбно, как и ее муж, и поскольку я держался подальше от игорного стола, то очень скоро перезнакомился со всеми армейскими и морскими офицерами.
Так как я говорил преимущественно о военно-морских флотах европейских стран, выдавая себя за большого знатока по этой части, а в свое время я действительно служил на флоте моей Республики, то через три дня я уже не только лично был лично знаком с капитанами боевых кораблей, но и подружился с ними.
Я болтал обо всем, что приходило в голову, скажем, об устройстве кораблей или о чисто венецианских приемах маневрирования на море. И когда я нес всякую чепуху, эти морские волки слушали меня с большим интересом, чем когда я толковал им о чем-то действительно разумном. На четвертый день один из капитанов пригласил меня отобедать на борту своего судна. Этого было достаточно, чтобы я тотчас же получил приглашение от всех остальных то ли на завтрак, то ли просто так закусить. И каждый, кто оказал мне такую честь, на весь день становился моим гидом. Я же проявлял интерес решительно ко всему, изучал каждый корабль вдоль и поперек, спускался до самого нижнего трюма, задавал сотни вопросов и повсюду находил молодых офицеров, жаждущих поважничать передо мной.
Все они очень откровенно говорили со мной, и мне не стоило больших трудов выжать из них все, что мне было нужно для составления подробного отчета. Перед сном я записывал все достоинства и недостатки, подмеченные на соответствующем корабле. Спал я не более четырех или пяти часов в сутки. : За все это время я не отвлекался на легкомысленный флирт. Справиться с заданием - вот что было единственной целью всех моих действий и помыслов. Я обедал то у делового партнера Корнмана, то у мсье П., то в небольшом сельском доме. Мадам П. сопровождала меня туда и явно осталась очень довольна моим обхождением с ней, когда мы остались наедине. В общем, я дал ей исчерпывающие доказательства моей теплой дружбы...
Выполнив свое задание, я простился со всеми и в почтовой карете отбыл обратно в Париж, для разнообразия выбрал иной маршрут, чем по пути в Дюнкерк...
Прибыв на место, я тут же отправился СО своим донесением министру в Пале-де-Бурбон. Он не пожалел целых двух часов, чтобы вместе со мной вычеркнуть из него все, что, по его мнению, было лишним. Ночью я переписал донесение набело, а днем поехал в Версаль и вручил его аббату Лавилю. Тот прочитал мой отчет, не выказывая никаких эмоций и без комментариев, и сказал, что в нужное время даст мне знать, насколько он хорош.
Через месяц я получил пятьсот луидоров и не без радости узнал, что военно-морской министр, мсье де Кремиль, нашел мой отчет не только тщательно составленным, но и достаточно содержательным. Тем не менее различные вполне обоснованные соображения не дали мне в полной мере насладиться признанием моих заслуг, которое мой покровитель искренно хотел мне выразить.
И все потому, что это поручение влетело военно-морскому министерству в двенадцать тысяч ливров. Между тем министр мог бы без труда узнать обо всем, что я ему доложил, не затратив ни единого су. То же самое был бы в состоянии сделать для него любой молодой офицер и, даже не будучи семи пядей во лбу, произвести впечатление весьма способного человека. Но при монархической бюрократии точно так же поступали все министерства. Они, не задумываясь, бросали на ветер казенные деньги, осыпая ими своих протеже и любимцев... Когда же вместо аббата Берни министром иностранных дел стал герцог де Шуазель, шпионская деятельность Казановы сошла на нет. Это случилось в 1758 г. После этого он жил в Европе, переезжая из страны в страну, и в 1779 г. получил место библиотекаря у графа Вальдштайна в его поместье Гут-Дукс (Богемия), где 4 июля 1798 г. тихо и мирно отошел в мир иной.