Отставной офицер американских ВМС, судимый в России за шпионаж, отсидевший 253 дня в Лефортово, а затем освобожденный по указу президента Путина, только что издал в США книгу Торпедированный . Вашингтонский корреспондент Известий Евгений БАЙ стал первым российским журналистом, с которым Эдмонд ПОУП согласился встретиться после возвращения в Америку.
- Что вам больше всего запомнилось во время пребывания в Лефортово?
- День, когда я взорвался от бешенства. И до этого вокруг всего дела происходила чертовщина. То один судья вдруг ложится в больницу с острой сердечной недостаточностью, то другой. А тут мне вдруг предъявляют помимо уголовного обвинения в шпионаже еще и гражданский иск на 250 миллионов долларов. Якобы я нанес российскому флоту ущерб на эту сумму, когда похитил секреты торпеды Шквал . В эту сумму было включено все: разработка торпеды, проведение ее испытаний и само производство. Вот тогда я и не выдержал. Вошел в камеру и изо всех сил пнул эту вашу parasha. Унитаз повалился на пол, а все мои сокамерники взорвались от хохота. На следующий день мы с превеликим трудом собрали его по частям и водрузили на место. Когда я склеивал parasha, из головы не выходило одно: почему эти люди поступают со мной так, до какого же предела можно издеваться надо мной? Потом я посвятил истории с тюремным унитазом целую главу.
- Вы отказывались давать интервью после освобождения. В чем причина? Боялись себе навредить?
- Я просто был измучен до предела морально и физически. Во время последних месяцев заключения, когда меня пугали 20-летним тюремным сроком, я часто думал о том, чтобы покончить с собой. А в тот день, когда меня освободили, еще в тюрьме меня встретила целая телевизионная бригада. Девушка, которая меня пыталась проинтервьюировать, симпатичная такая, все пыталась острить, называя меня американским агентом 007 . Я в отместку назвал ее маленькой леди КГБ . Было совершенно ясно, что это интервью тщательно готовилось российскими властями.
- Вы написали Торпедированный уже после выхода на свободу или еще в тюрьме?
- Большую часть - в Лефортово . Это помогало мне, как мы говорим, держать открытым разум . Офицерам ФСБ я открыто говорил, что пишу мемуары. Они не возражали, только каждый из них мне советовал, чтобы я включил в повествование упоминание о нем. Я постепенно израсходовал один свой календарь, потом другой, все это подшивал. И когда вышел из тюрьмы, у меня под мышкой была увесистая папка из 600 страниц. Потом на свободе оставалось только все это обработать.
- В России между тем вышла и другая книга о вас.
- Да, за полгода до появления моей. Я, кстати, не раз видел, как автор этой книги Василий Ставинский, проходя мимо, останавливал на мне свой испытующий взгляд. Потом, когда я уже был в США, мне прислали его книгу на русском. Она называется Шпионские похождения Поупа в России . Я ее на свои деньги перевел на английский в количестве одного экземпляра. Для внутреннего пользования.
Я буду с вами откровенен. Мне не нравится ФСБ и ее методы. Мне совсем не понравилось то, что происходит в России. Эти порядки напомнили мне рассказы Солженицына о ГУЛАГе. Но это не значит, что среди офицеров российской политической полиции вообще нет хороших людей. С некоторыми из них у меня сложились вполне дружеские отношения. Меня подбадривали, спрашивали, в чем я нуждаюсь. Один из тюремных начальников даже пригласил меня когда-нибудь приехать к нему на подмосковную дачу в качестве гостя на барбекю, ваш shashlik.
- И вы приняли его предложение?
- Я бы не возражал против этой поездки. Несколько человек уже пригласили меня в Москву. Но моя жена попросила меня никогда больше не возвращаться туда. Она слишком сильно пережила всю эту историю. И я дал ей это обещание.
- А вам никто не предложил издать вашу книгу в России?
- Я не думаю, что ФСБ разрешит это сделать. Ведь в ней и во второй моей книге, где еще больше будет тюремных деталей, я рассказываю неудобные для российской власти вещи. Например, о своем друге - сокамернике Сергее. Он преуспевающий бизнесмен, у которого были предприятия и в России, и в США, и самый остроумный и веселый человек, которого я встречал в своей жизни. Сергей отлично говорит по-английски. А сын его сейчас здесь, в Штатах, обучается в колледже. У нас в камере был маленький портативный телевизор. И вот, когда там шло какое-то упоминание о процессе надо мной, этот парень вставал и во всю мощь своих легких начинал петь God bless America ( Боже, благослови Америку ). Наши охранники, те, что рядовые, каждый раз ржали как лошади, а начальство было недовольно. Но ничего поделать с ним не могло. А недавно мне позвонил его сын и сказал, что власти после полутора лет разбирательств, так не вынеся никакого приговора, отправили его в психушку. Не за песни, конечно. Видимо, он был для кого-то опасен.
- Сколько всего у вас было сокамерников?
- Человек пятнадцать, ведь меня переводили из одной камеры в другую Отнюдь не все были русскими. Среди них были турок, этнический немец, живущий в России, двое или трое были из Средней Азии и несколько чеченцев, которые, как я понимаю, обвинялись в терроризме. Но меня с последними наедине никогда не сажали. Далеко не всем из них я мог доверять и старался не вести никаких разговоров. Но отношение ко мне было или дружеским, или нейтральным. С некоторыми из заключенных мы сражались в шахматы.
- Вы говорите, что пишете вторую книгу о вашем пребывании в Лефортово . Что войдет в нее?
- За бортом осталась еще масса деталей. Хотя бы о том климате, который царил в тюрьме, о шутках охранников из породы черного юмора . Например, сразу после прибытия в Лефортово меня раздели, оставили лишь в белье, отобрали ремень, шнурки от ботинок, все металлическое. А обручальное кольцо - его снять не могли. Тогда один из охранников - я к тому времени уже понимал по-русски - пошутил: мол, надо ему оттяпать палец вместе с кольцом. Я ему протянул тогда палец и сделал жест, будто режу его ножом. Потом как-то из-за этого кольца меня вызвали на допрос. До этого я сидел в камере, мы смотрели телевизор, сюжет, посвященный космосу. Я взял в руки алюминиевую вилку, приставил ее к кольцу и резко отпустил, так что она долетела до потолка. На следующий день следователь внимательно изучил кольцо на руке. Подумал, наверное, что речь идет о каком-то хитром передающем механизме.
- Писательская профессия стала теперь главной в вашей жизни?
- Не совсем. Да, я много пишу. Но еще больше езжу с лекциями, рассказывая о том, что со мной произошло. Особенно мне нравится выступать перед школьниками. Но есть и бизнес-интересы. Я сотрудничаю с одной из компаний, которая производит новый беспилотный вид аэроплана. Кроме того, я участвую в создании музея холодной войны , которому я передал несколько бесценных экспонатов , например привезенную из России тюремную мочалку.
- Во время вашего пребывания в Лефортово газеты мира много писали о том, что у вас обнаружена редкая форма рака. Как вы себя чувствуете теперь?
- Я много времени провел в клинике ВМС в Бехесде (на окраине Вашингтона. - Евг. Б.). Меня проверяли на наличие раковых клеток и, к счастью, не обнаружили симптомов болезни. Конечно, в России я прошел через сильнейший стресс, был полностью истощен. Но теперь я полностью обрел не только свободу, но и здоровье.
